Вячеслав БОБРОВИЧ,
кандидат философских наук

ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО - НОВАЯ СОЦИАЛЬНАЯ УТОПИЯ?

Казалось бы, энергия первых лет перестройки и гласности, выплеснувшая на страницы "толстых" журналов все, что накопилось за долгие годы несвободы, сожгла столь злободневные когда-то проблемы идеологии и утопии (см., напр., М. Капустин. Конец утопии? Прошлое и будущее социализма. М., 1990), переплавив их в давно уже ставшую привычной проблематику либеральной демократии, правового государства и пр. Да и правомерно ли говорить о гражданском обществе как об утопии, если оно уже много лет реально существует не только на Западе, но и на Востоке, а значит априори не имеет никакого отношения к утопическому сознанию? Если бы это было в действительности так, то вынесенный в заголовок вопрос всего лишь в очередной раз поставил бы под сомнение возможность создания у нас в обозримом будущем того, что обычно скрывается под понятием "гражданское общество". (Это значит - развитую систему горизонтальных связей и отношений, без которой в принципе не может идти речь ни о правовом государстве, ни о демократии). Наша задача несколько иная. Не впадая в крайний пессимизм по поводу судеб демократических реформ в Беларуси, попробуем проанализировать возникающий при этом парадокс. Суть его в том, что, по всей видимости, идея гражданского общества в нашем государстве только тогда и будет иметь реальные шансы на успех, когда станет для подавляющей части населения наиболее предпочтительным вариантом новой социальной утопии.

Парадоксальность такой постановки вопроса в значительной степени обусловлена некоторой двусмысленностью самого понятия "утопия", никогда не принадлежавшего к числу простых и однозначных. Среди ученых, непосредственно занимающихся данной проблематикой, какого-либо единства на этот счет нет. В каком-то смысле оно может быть отнесено к разряду так называемых "предельных". В этом ряду мы найдем понятия "социализм", "демократия", "политическая справедливость" и др., которые означают скорее потенциальную возможность тех или иных явлений общественной жизни, нежели их объективную реальность. Вот почему споры относительно вкладываемого в эти понятия содержания не утихают на протяжении многих лет, что, однако, не умаляет их значения в качестве инструментария, используемого политической и социальной наукой в исследовании социальных явлений (см., напр., Кравченко И.И. Рациональное и иррациональное в политике. // Вопросы философии,1996, №3, с.3-18).

Содержательный анализ понятия "утопия" осуществляется с различных, порой взаимоисключающих позиций. Согласно одной из них, утопией являются просчеты, ошибки стоящих у власти политиков в выборе целей или же средств проводимой ими политики. Совершенно иначе трактуется утопия теми, кто уподобляет ее своего рода двигателю общественного развития, чему-то сродни "идеям, овладевающим массами" и преобразующим действительность. Если при первом подходе утопия, будучи свидетельством неудачи политического замысла, признается в качестве утопии только постфактум, то во втором, выступая стимулятором преобразований, признается и даже претендует на роль таковой с самого начала. В аксиологическом смысле первый подход придает утопии однозначно негативное звучание, потому как ассоциируется с чем-то неосуществимым, а значит, мешающим грамотному политическому руководству обществом и государством. Второй подход наполняет понятие утопии позитивным содержанием, поскольку она концентрирует в себе образ будущего, вдохновляющий на изменение, на совершенствование настоящего.

В период безраздельного господства одной из самых радикальных и воинствующих утопий, нашедшей свое обоснование в идеологии марксизма-ленинизма, отношение к утопии как таковой (и здесь мы видим один из многочисленных парадоксов данного учения) было однозначно негативным. Считалось, что, начиная с Т. Мора и кончая ревизионизмом левого движения в ХХ веке, утопизм не нес в себе ничего, кроме "заблуждений" и опасных увлечений "иными" путями движения к "светлому будущему". С другой стороны, на Западе, где страсть к утопиям не соединялась с революционной практикой, все чаще можно было встретить положительную оценку того заряда, который так или иначе несут в себе утопические образы будущего. Методологию анализа утопии как стимулирующего общественное развитие замысла разрабатывали в разное время Э. Блох, К. Мангейм, Ю. Хабермас и др. Так или иначе в ее основании легко обнаружить "принцип надежды" Э. Блоха и тесно связанное с ним определение утопического сознания как имманентно присущего всякому индивидуальному и общественному бытию. Отсюда пошло противопоставление конкретной, т.е. выражающей энергию созидательных замыслов, и "дурной" утопии. В целом, воля к утопии, как предвосхищение будущего, получает в творчестве Э. Блоха безусловно положительную характеристику (Э. Блох. Принцип надежды. См. в кн.: Утопия и утопическое мышление. М., 1991, с.49-53).

Оригинальную интерпретацию проблем утопии и идеологии дает в своей работе "Идеология и утопия" К. Мангейм. И ту и другую он относит к идеям, не соответствующим действительности (К. Мангейм. Идеология и утопия. См. в кн.: Утопия и утопическое мышление. М., 1991, с.113). Собственно говоря, "адекватные" общественному бытию представления, согласно К. Мангейму, встречаются крайне редко. Чаще всего нам приходится иметь дело либо с идеологиями, либо с утопиями. Между ними существует принципиальное отличие. "Идеологиями, - пишет К. Мангейм, - мы называем те трансцендентные бытию представления, которые de facto никогда не достигают реализации своего содержания" (там же, с. 115). Это идеи, которые, как правило, не подрывают, а сохраняют существующий порядок, сохраняя тем самым статус-кво, а значит, и властные позиции тех, кто эти идеи выдвигает (например, "убаюкивая" общественное сознание в период острых социально-экономических или политических кризисов заведомо невыполнимыми обещаниями, вместо того чтобы предпринимать реальные шаги по реформированию экономики). Иное дело утопии, которые тем и отличается от идеологий, что своим противодействием действительности им удается преобразовать ее согласно своим представлениям. Утопии взрывают существующий порядок, выполняя тем самым оздоровительную функцию. И хотя утопии также могут быть в принципе неосуществимы (в терминологии К. Мангейма это значит быть "абсолютной утопией"), чаще всего их пытаются представить в качестве таковых "представители утвердившегося социального порядка" (там же, с. 116-117). Что конкретно считать утопией, а что идеологией, определить крайне трудно. "Утопичность идей всегда выявляют представители господствующего слоя, находящиеся в полном согласии с существующим порядком: идеологичность - представители поднимающегося слоя, отношения которых к существующему порядку полны напряжения, вызванного самим их положением в данном обществе" (там же, с. 121).

Итак, то, что было утопией сегодня, может стать действительностью завтра. Такую трактовку понятия "утопия" разделяют сегодня многие западные социологи. Именно в этом смысле употребляет его известный немецкий социолог и философ Ю. Хабермас, когда, пытаясь отстаивать жизнеспособность идеи социализма после падения берлинской стены и краха советской системы, утверждает, что энергия утопий не исчерпана - исчерпана лишь одна из возможных утопий, а именно коммунистическая утопия большевистского толка (см., например, кн.: Монтон Пер. Современная западная социология. Спб., 1992, с.340).

Данная методология анализа позволяет охарактеризовать идею гражданского общества, имевшую определяющее значение в процессе прогрессирующей эмансипации западного общества в течение последних двух столетий, как успешно сыгравшую роль относительной утопии и ставшую благодаря этому фактом социальной действительности. Сможет ли эта же идея сыграть подобную роль в процессе демократизации общественной жизни Беларуси - пока не известно. В современной политической ситуации проблема гражданского общества у нас стоит как никогда остро. Причин тому множество, и главная в том, что правовое государство, каковым Республика Беларусь является согласно Конституции, до сих пор остается скорее "декларацией о намерениях", нежели реальностью. Охрана прав и свобод личности, гарантируемая правовым государством, еще долго будет лишь благим пожеланием, если не возникнет гражданское общество, т.е. сфера общественной жизни, не контролируемая, а, наоборот, контролирующая государство. Не зря ведь политологи называют гражданское общество и правовое государство двумя сторонами одной медали.

Проблемам гражданского общества в Республике Беларусь в последнее время посвящаются многочисленные семинары и конференции, проводимые как государственными, так и общественными организациями. Наряду с проблемами политической культуры она стала в постперестроечной социальной и политической науке одной из самых актуальных. В этом смысле республики бывшего СССР демонстрируют удивительное сходство. Долгое время в центр внимания научной общественности здесь выносилась какая-то одна проблема, от решения которой, как казалось, зависело решение всех остальных. Происходило нечто похожее на поиск некоторой нити, потянув за которую можно было бы размотать весь клубок.

Поначалу, к концу 80-х годов, подобную функцию взяла на себя проблема собственности, затем - поиск путей и форм демократизации всех сфер жизни общества. По мере того как становилось очевидным, что проведение демократических преобразований в стране, "побежденной социализмом", сопряжено с целым рядом непредвиденных трудностей, пришло понимание сложности и противоречивости феномена демократии. Оказывается, сама по себе она не страхует от анархии, произвола и социальной несправедливости, от всего того, что иногда называют "разгулом" демократии. Кроме того, она может быть тоталитарной, популистской, т.е. подавляющей права и свободы отдельной личности. Именно поэтому современная западная демократия зовется либеральной, т.е. обладающей хорошо отлаженными механизмами защиты интересов индивида от посягательств "подавляющего большинства", а саму демократию от самоуничтожения.

В итоге вопросы демократизации в Республике Беларусь приобрели более конкретное звучание и ориентиры. Сегодня в качестве первоочередной задачи всё чаще рассматривается построение правового демократического государства, а практическое решение этой задачи заставляет делать акцент на его обратной строне - гражданском обществе. И не только потому, что развитие таких институтов является испытанным средством привлечения к участию в политике широких масс населения (т.е. реальной демократизации общества и государства), но и потому, что только развитое гражданское общество способно решить проблему, которая до сих пор в республиках бывшего СССР до конца не решена. Речь идет о создании надежного механизма, препятствующего узурпации власти кем бы то ни было, т.е. о механизме, страхующем от реставрации тоталитаризма.

Идея гражданского общества в Республике Беларусь может сыграть двоякую роль. С одной стороны, она может стать, в силу некоторых неблагоприятных обстоятельств, политической утопией. С другой - при благоприятных условиях - взять на себя роль утопии социальной. Пока еще рано говорить об однозначности того или иного варианта. О политической утопии можно будет говорить лишь тогда, когда все попытки государственных и негосударственных организаций по целенаправленному формированию элементов гражданского общества потерпят неудачу. Пока что эта идея существует в виде политического проекта, проводимого в жизнь различными политическими и неполитическими институтами. Его шансы на успех достаточно проблематичны уже хотя бы потому, что ожидать от государства каких-то сверхусилий по созданию дополнительных механизмов контроля над собственной деятельностью со стороны общественных организаций вряд ли приходится. Не зря ведь история становления гражданского общества на Западе свидетельствует, что этот процесс имел в целом скорее спонтанный, нежели управляемый сверху характер. Не говоря уже о том, что и происходило это не так быстро, как нам бы сегодня хотелось. Но у нас нет, к сожалению, тех двух-трех столетий, которые история дала для "разбежки" западноевропейской цивилизации. В лучшем случае у нас есть 5-10 лет, которые необходимо потратить на окончательное самоопределение в вопросе движения: по пути в европейское сообщество или "от него".

И в то же время проект создания гражданского общества не стоит хоронить раньше времени. Кроме минусов, в деле его успешного осуществления есть и очевидные плюсы. "Произрастание" гражданского общества на Западе заняло много времени, но в нашей стране этот процесс может быть существенно ускорен. Особенно если учесть, что международная обстановка этому явно благоприятствует. Сегодня не только Россия, значительно опережающая нас по пути радикальных реформ, но и Запад, в немалой степени заинтересованный в трансформации "закрытых" обществ в "открытые", могут стать катализаторами демократических преобразований в Беларуси. Свидетельством тому служит деятельность многочисленных зарубежных фондов, активно поддерживающих сегодня не только исследование проблем гражданского общества (как это было несколько лет назад), но и все его ростки, проявляющиеся в виде различного рода самодеятельных организаций. Кроме того, эпоха постиндустриализма (в социально-экономическом измерении) и постмодерна (в культурном срезе) создает условия, делающие возможными не только естественное "произрастание" демократии, но и в каком-то смысле ее целенаправленное "взращивание". Роль государства в формировании гражданского общества может и должна быть конструктивной. Тем более, что без широкой законодательной поддержки нарождающиеся институты гражданского общества будут носить стихийный, чреватый для государства непредсказуемыми последствиями характер.

В целом, политический проект формирования гражданского общества в Республике Беларусь имеет примерно равные шансы как на успех, так и на провал. Как раз это обстоятельство и заставляет вспомнить о том, что идея гражданского общества способна успешно выступать в роли социальной утопии. Может быть, это звучит и несколько странно, но как раз для того, чтобы гражданское общество не стало политической утопией (т.е. не потерпела провал), она должна сыграть роль утопии социальной (роль конструктивной, мобилизующей силы).

Собственно говоря, утопия как совокупность идей, воплощающих в себе надежду на лучшее будущее и наделяющих энергией любое масштабное общественное начинание, никогда не покидала коллективное сознание белорусов. Несмотря на то, что большинство из них уже давно не связывает эти надежды с коммунизмом, так или иначе они полны ностальгии по прошлому, легко верят обещаниям вернуть былое благополучие и порядок. В этом смысле современная ситуация в республике являет еще один парадокс - теперь уже "идеологический". Если раньше нас призывали жить ради счастья будущих поколений, забывая о неустроенности быта, дефиците и пр., то сегодня, когда на самом деле такая жертвенность со стороны старшего поколения была бы действительно необходимой и оправданной, этого от него никто не требует и даже не просит.

Наше общество уже давно живет с "повернутой назад" головой. В силу ряда обстоятельств будущее нашей страны определяют, как правило, не те, кому суждено в этом будущем жить, а те, у кого почти все уже в прошлом. Соответственно, настоящее оценивается ими не по его вкладу в будущее, а по его способности консервировать прошлое (Как это чаще всего бывает, правда находится где-то посередине. Например, западногерманские неоконсерваторы предлагают на этот счет руководствоваться мудрым правилом: "одной рукой развивать то, что можно, другой - сдерживать и сохранять то, что должно" (Kaltenbrunner G.-K. Der schwierige Konservatismus. 1975, S.34)). При всей размытости очертаний образ конструируемого сегодня большинством населения Беларуси будущего неизменно наделяется качествами социальной справедливости, отсутствием частной собственности, духом коллективизма и сотрудничества. Образ именно такого будущего около 70 лет "вдохновлял" наш народ на "великие свершения". Сегодня, когда ошибочность коммунистической утопии стала очевидной, государству следовало бы попытаться (при всей трудности такого шага) убедить старшее поколение в том, что момент, когда решается судьба их детей, наступил и что радикальные социально-экономические преобразования потребуют на какое-то время смириться с трудностями переходного периода. Болезнь общества приобрела настолько острый характер, что лишь радикальное лечение в виде немедленных радикальных реформ способно принести положительные результаты. Да и то не сразу, а по истечении какого-то времени. Однако политическое руководство страны, умело манипулируя лозунгами порядка, справедливости, социальной защищенности, делает ставку на старшее поколение, а вместе с ним и на сохранение всего того, с чем были связаны лучшие годы их жизни. (Правда, радикально изменившиеся условия не дают воспроизвести этот идеал в первозданном виде, поэтому и рождаются идеологические "уродцы" типа концепции "рыночного социализма"). То, что при этом страна неминуемо скатывается к экономическому краху, оказывается для них менее значимым, чем логика борьбы за власть и обусловленное ею стремление манипулировать сознанием "непросвещенного" большинства.

Казалось бы, в такой ситуации идея гражданского общества еще долго будет "чуждым цветком" на белорусской "ниве". Однако, если рассматривать её в сравнении с другими вариантами социальной утопии (с нацеленной на уравниловку популистской диктатурой либо ориентированной на "особистость" белорусского пути национальной демократией), то в таком случае она может быть наиболее разумной и перспективной. В пользу данного вывода можно привести несколько весомых аргументов. Во-первых, идея гражданского общества в концентрированном виде выражает либерально-гуманистические ценности в целом, а значит, может служить наиболее значимым ориентиром на пути к правовому демократическому государству. Во-вторых, создание институтов гражданского общества предполагает активное социальное творчество широких масс населения, что само по себе не противоречит тем установкам, которые когда-то, пусть на словах, а не на деле, пытались прививать советскому человеку (черты которого еще не утрачены нашим народом). В-третьих, идея гражданского общества является едва ли не единственной идеей подобного масштаба, не имеющей последовательных противников (государственные структуры скорее готовы задушить её "в объятиях", нежели открыто оппонировать). В то же время поддержка ей оказывается по различным каналам самыми разными политическими силами. И, наконец, один из самых весомых аргументов - явно или скрыто ее одобряет большинство ориентирующихся на последовательно демократические реформы интеллектуалов, способных самым непосредственным образом повлиять на ее распространение в широких слоях населения. При грамотно организованной пропаганде ее сторонниками могут стать даже некоторые консервативно настроенные коммунисты (поскольку гражданское общество также предполагает развитие гражданской инициативы, поддержание порядка, уважение традиций, воспитание патриотизма и т.д.). В любом случае в руках у интеллигенции находится наиболее действенный рычаг, с помощью которого идея гражданского общества может быть превращена в конструктивную утопию. Этим рычагом является гражданское образование.

Содержание и формы такого образования - предмет особого разговора. Конечно, оно принципиально отличается от того, что считалось гражданским образованием в нашей стране в годы советской власти. Гражданское образование во всяком государстве ставит своими задачами воспитание уважительного отношения к существующим политическим и социальным институтам и имеет в конечном итоге своей целью успешную социализацию личности (усвоение всей совокупности правовых, политических, культурных и пр. норм, которыми руководствуется каждый гражданин данного сообщества). Однако гражданское образование в демократическом правовом государстве ещё к тому же ориентируется на либерально-гуманистические ценности, прививает чувство законной гордости за свое государство, создавшее и сохранившее демократические институты. Можно сказать совсем просто - гражданское образование учит жить в определенном сообществе, государстве. Демократическое гражданское образование учит жить в демократическом государстве. Вот почему очень часто в качестве эквивалента понятия "гражданское образование" на Западе выступает "воспитание демократии".

Как известно, до конца 50-х годов в СССР господствовала установка на воспитание подрастающего поколения для жизни в обществе, которое в перспективе, по мере построения коммунизма, станет бесклассовым и "негосударственным". Постепенно, по мере парадоксального (опять же) укрепления, а не "отмирания" государства, школы переориентировались на воспитание молодежи в духе гражданственности, любви к советской Родине и т.п. И лишь по мере того, как вера в светлое будущее стала остывать, школы постепенно пришли к тому, к чему и были способны - воспитанию абитуриента. Сегодня перед гражданским образованием в Республике Беларусь стоят очень важные и масштабные задачи. Вопросам концептуальной проработки курсов, содержанию и формам обучения уделяют много внимания не только государственные, но и многочисленные общественные фонды и организации. Ситуация чрезвычайно благоприятна для того, чтобы сделать идею гражданского общества стержневой во всей системе гражданского образования. Таким образом, можно будет (как это было, скажем, сделано в послевоенной Германии) осуществить программу "перевоспитания" нации, ее "переориентацию" на новые ценности и "святыни" - права человека, рыночная экономика, демократические процедуры принятия решений. Это значит не только по-новому воспитать молодежь, но и в какой-то степени изменять искорёженное 70-летними коммунистическими экспериментами сознание старшего поколения.